Растениеводство 25 июня 2020

Нервный хэппи-энд

Нервный хэппи-энд

Николай Дунаев

вице-президент "Опоры России"

Сложившаяся в конце апреля 2020 года кризисная ситуация, связанная с квотированием экспорта зерна, показала больные места этого сектора, особенно важного в свете задач Нацпроекта «Международная кооперация и экспорт». О сложившейся ситуации на рынке зерна и его перспективах мы поговорили с Николаем Дунаевым, вице-президентом Общероссийской общественной организации малого и среднего предпринимательства «ОПОРА РОССИИ», председателем Комитета по внешнеэкономическим связям «ОПОРЫ РОССИИ».

— Николай Ильгизарович, расскажите, пожалуйста, о вашем видении той ситуации, которая сложилась весной 2020 года при квотировании экспорта зерна.

— Да, всех участников зернового рынка волнует вопрос квотирования вывоза сельхозпродукции и сырья за рубеж, которое было приурочено к введению карантинных мер против COVID-19. Хочу отметить, что именно слово «приурочено» соотносится с данным фактом, потому что Правительство РФ пыталось ввести квотирование еще в декабре 2019 года для второй половины сезона. Тогда обсуждался объем в размере 20-25 млн т. Деловое сообщество и ваш покорный слуга принимали в этом активное участие и отклонили эти предложения как необоснованные, потому что ограничения сдерживают рынок психологически. Сельхозтоваропроизводители цепочкой еще в течение двух лет будут очень скрупулезно подходить к планам посева из-за опасений квотирования или эмбарго экспорта. Действительно, эти ограничения были приняты в сложных условиях, когда в Правительстве возникло опасение возможного возникновения отрицательного продовольственного баланса. Прежде всего, в подтверждение этого факта, хотелось бы обозначить несколько моментов.

Во-первых, цена пшеницы, которая планомерно начала снижаться с конца января 2020 года с 240 до 220 долл./т (FOB, Новороссийск), резко выросла на фоне пандемии. Черноморское зерно продолжало пользоваться высоким спросом, то есть объективная почва для ограничения экспорта была, товар начали сметать с полок.

Во-вторых, многие страны в тот момент ввели экспортное квотирование. Из ближайших соседей назовем Румынию, которая установила полный запрет на экспорт. На этом фоне идея открытой квоты выглядела достаточно либеральной, если это слово вообще применимо к квотированию. Сама идея счетчика квоты на сайте Минсельхоза и того, что эта квота не распределяется кем-то по кому-то, а выбирается участниками рынка, и каждый может делать собственный стресс-прогноз, была разумной.

— Но эта идея не сработала идеально. Что же произошло?

— Для меня очевидно, что в ходе разработки Постановления Правительства РФ №385 от 31 марта 2020 года не было учтен из-за межведомственной несогласованности порядок применения неполного таможенного декларирования (далее — НТД). С одной стороны, неполное таможенное декларирование — нужный инструмент. Когда экспортер намерен совершить экспортную операцию, начинает грузить большое судно или получать вагоны для формирования партии, ему нужно НТД. Так он официально заявляет намерение произвести экспорт и в рамках этого взаимодействия с таможней выполняет контракт. Но полезным инструментом воспользовались не по назначению. Постановление Правительства имеет изъян в том смысле, что люди, которые подали декларации под нетоварный экспорт забронировали эту квоту за собой, что противоречит смыслу постановления, а также принципам и нормам данного регулирования.

В данном случае квоту выбрали буквально за сутки, а до этого она выбиралась равномерно. Уже вечером 27 апреля мы с группой единомышленников подготовили письма-запросы, где отражалась суть проблемы, ее источники и предложения по выходу из ситуации. На тот момент мы в письмах главе Минсельхоза Дмитрию Патрушеву, заместителю руководителя ФТС России Руслану Давыдову предлагали аннулировать все НТД, которые были поданы в определенный период. Таможня не сочла себя правомочной сделать это. Законом предусмотрен 8-месячный срок для вывоза данного груза, и ФТС не видела законного инструмента аннулирования НТД. Хотя это, на наш взгляд, было малодушием государственной системы России. Это выглядело так. Таможня говорит: «Если Минсельхоз скажет, что это нужно аннулировать — аннулируем». Минсельхоз отвечает: «Не будем составлять список, потому что это будет выглядеть как преференция одних над другими». Такая несогласованность вышла на уровне госуправления, так как, по сути, они допустили эту ситуацию, не продумав ее. При любых других раскладах с них могли бы жестко спросить в ходе парламентского расследования или прокурорского контроля. Могли быть заданы неприятные вопросы, поскольку понесенные из-за этого убытки участников рынка значительны. Но Россия — страна чудес и возможностей, и участники рынка, как всегда, пошли путем кулуарных переговоров. В итоге, 4-5 партиями было снято около 500 тыс. т НТД, и была дана возможность погрузиться или отправить уже загруженные, но не затаможенные суда.

— О каком примерном размере убытков идет речь?

— По нашей оценке, на момент этой ситуации под погрузкой было около 20 судов в Астрахани и Азово-Черноморском бассейне, которые либо ждали причаливания, либо причалили и ждали погрузки, либо были в процессе погрузки, либо были загружены и ждали оформления. И еще около 50 судов, то есть около 100 тыс. т, были законтрактованы компаниями, и им нужно было выполнять эти контракты. На тот момент ситуация была острой, так как по общим правилам GAFTA, если о квоте было известно заранее, то ссылаться при неисполнении контракта на форс-мажор в связи с исчерпанием квоты было неправильно.

На тот момент вся эта ситуация имела неприятные перспективы: убытки, дефолт, арбитраж и «черный список» GAFTA. Каково будет маленьким компаниям, проторговавшим 10 лет под определенной вывеской, «вылететь» с мирового рынка? Весьма болезненно, и мы говорили с чиновниками на эту тему.

Конечно, продавая одно судно груза на 3 тыс. т, компания может рассчитывать на прибыль приблизительно от 1 до 3 млн руб. в зависимости от конъюнктуры рынка. Погрузка судна стоит 1,5 млн руб., выгрузка — столько же, за склад надо автоматически доплатить около 600 тыс. руб. За судно нужно заплатить как минимум 1,5 млн руб., ведь перевозчик не виноват. Уже набирается 5 млн руб. прямого убытка при невозможности затаможить погруженное судно. Те 20 судов, которые встали под погрузку, принесли 100 млн руб. убытка маленьким компаниям. Чтобы им заработать эти 100 млн руб., необходимо продать зерно в размере, доходящем до 1% всего российского экспорта. Из-за этой ситуации только те, кто попали в момент, подкосили экспорт на 1%. А на самом деле, чтобы восполнить убытки, необходимо продать еще больше, по моей оценке — 1,5-2% российского экспорта. Если бы проблема не решилась, мы бы потеряли эти цифры.

Как я уже сказал, решение было несистемным и ситуативным: выбрасывались квоты, кто-то выполнял свои контракты, закрывал позиции. По нашим сведениям, из тех, кто начали грузиться, уехали все. Такой вот нервный хэппи-энд. Все-таки нулевая прибыль лучше убытков.

— Каков итог всей этой ситуации?

— В итоге Минсельхоз в официальном ответе на наше письмо признал проблему с НТД. Их письмо достаточно подробное, и радует, что российские чиновники открыто признают наличие проблемы, прямо говорят о неожиданности ситуации и необходимости ее разрешения. Если подытожить, то еще раз отметим, что квотирование было введено как ответ на пандемию, а не в качестве краш-теста системы. Считаю, что никто не планировал такой «зерногейт». Просто так сложились неблагоприятные обстоятельства и их участники: недобропорядочные участники рынка, недоглядевшие изъян в законодательстве чиновники. Так сработал сам рынок на введение квот. Самое главное, что нужно нам понимать — существует развилка на два варианта: либо запретить режим НТД в рамках квотирования, либо изменять цифры на счетчике квоты только при наличии НТД и фитосанитарного свидетельства, выдаваемого по факту погрузки.

Мы намерены добиться того, чтобы любой из этих сценариев был реализован. В обоих вариантах есть изъяны, и вообще квотирование само по себе не лучший инструмент. Мы против квотирования, рынок сам в состоянии разобраться ценой без участия модераторов. К тому же у государства есть и другие способы регулирования: пополнение резервов, закупка зерна для продовольственных нужд и так далее. Но если будет вторая волна пандемии, то мы имеем хорошую «прививку», о которой я рассказал.

— Как вы оцениваете перспективы экспорта российского зерна?

— Уходящий сезон был интересным в том, что экспортеры «испугались» присутствия нового игрока в лице «ВТБ-Капитал» («Мирогрупп»). Они являются фаворитами роста экспорта (более чем на 200%) с одновременным падением экспорта у остальных. Малых экспортеров не устраивает то, что объем компаний не из Топ-20 сократился с традиционных 45% до 20% в общей массе. Сотни участников рынка не могут полноценно делать свой бизнес: либо низкий ценник, либо недоступна инфраструктура, либо другие организационные проблемы. История с «Мирогрупп» и экспортом зерна развивается по сценарию, и винить здесь какие-то темные силы не стоит. Нацпроект «Международная кооперация и экспорт» имеет раздел 4.2 «Экспорт продукции АПК», где подробно описаны критерии, по которым мы двигаемся. В обсуждении этих критериев, заявляю ответственно, принимали участие все активные общественники, интеллигенция и бизнесмены. Оно проходило в рамках международных форумов в Санкт-Петербурге и других мероприятий. Это правильный документ и честный сублимат того, каким мы хотели бы видеть развитие экономики в нашей стране. Напомню, речь идет о росте экспорта АПК с базовых 21,6 до 45 млрд долл. к 2024 году, причем в 2022-2024 гг. рост должен происходить по 20% в год. Это дает основание полагать, что количество экспортеров уменьшаться не будет, но они будут перераспределяться. В нацпроекте четко говорится об укрупнении и развитии портовой инфраструктуры, поэтому логика «есть терминал — есть экспорт» полностью транспарентна. Ее можно оспаривать, но она понятна, то есть будут укрупняться терминалы, будут строиться новые. Их нужно заполнять, и какое-то время будет перекос, который потом, по моему мнению, будет выравниваться, потому что порты Азовского моря превратить в каких-то гигантов невозможно, и там всегда будут играть небольшие игроки. Собственно, чтобы органически сделать более чем двукратный рост экспорта до 45 млрд долл., нам нужны мощные удары крупных игроков по основным направлениям и много небольших игроков, восполняющих то, что крупные не в состоянии сделать. Крупные игроки нужны для регулирования рынка не через «серые» схемы вроде невыдачи фитосанитарных заключений, введения квот и так далее, а в роли этаких «заслонок», например, для быстрой отработки задач продовольственной безопасности либо компенсации общих потерь.

Из хороших моментов для экспортеров также хочу обозначить, что в планы Правительства заложен проект по расширению в два раза пропускной способности БАМ и Транссиба. Это дорогостоящий проект, который будет реализован планово в течение 3-5 лет. На Дальнем Востоке, таким образом, открывается окно экспорта, что особенно важно для Поволжья, Урала и Сибири. Здесь будет доступ к таким крупным импортерам, как Китай, Япония, США, Австралия, Индонезия, Филиппины.

— Какие еще направления экспорта могут реально заработать в ближайшие годы?

— Я сам являюсь действующим предпринимателем и активно занимаюсь внешнеэкономической деятельностью с 2002 года. Имею опыт экспорта разной продукции в различные страны мира. И сейчас есть несколько гипотез, над которыми нам всем можно подумать.

Я лично участвую в деятельности рабочей группы по налаживанию транзита ж/д магистрали «Баку-Тбилиси-Карс». От Карса мы имеем функционирующую ж/д инфраструктуру до Багдада, который имеет потенциал импорта до 4 млн тонн зерна. Поэтому, в принципе, проработка и запуск сухопутного канала движения зерновых культур через рынки потребителей в лице Азербайджана, Грузии и Турции позволят сформировать грузопоток на рынки общим объемом 14 млн тонн. Мы могли бы запустить столь важный канал по уже существующей инфраструктуре, просто договорившись на межгосударственном уровне о тарифах и правилах взаимодействия, о безопасности вагонного парка, о тяге и перегрузочных станциях.

Второй момент — запуск коридора «Север-Юг». Проекту уже очень много лет, этот водно-железнодорожный путь с севера на Персидский залив через территорию Ирана позволяет в перспективе выйти с дешевым транзитом на индийский рынок. Сейчас водный транзит в Индию очень дорогостоящий, через два океана и четыре коммерческих пролива-канала. Но проект «Север-Юг» позволит значительно удешевить экспорт и даст возможность участвовать в этом небольшим экспортерам.

Кроме того, я вижу большой большой потенциал такой малозадействованной ниши, как использование возвратных контейнеров для торговли зерновыми на Африку и Дальний Восток.

Популярные статьи